Крупнейший теракт в истории Франции, унесший жизни более ста двадцати человек, заставил Европу посмотреть в лицо новым формам терроризма. Бороться с которыми еще только предстоит научиться, говорит Генсерик Рейнерс, специалист по вопросам безопасности из технологического университета Делфта.
Речь идет об увеличивающемся количестве терактов в Европе. Другие, более «мягкие» цели: нападение на кафе сложнее предотвратить, чем на госучреждение или метро, а собрать информацию — вопрос одного дня. Пугает и новое устройстве террористических организаций, в рядах которых часто оказываются граждане ЕС с идеальным знанием языка, и манера их атак: много жертв при малых затратах на оружие. Рейнерс приводит пример — нападение на порт Антверпена, где хранятся химически опасные вещества, и говорит, что теперь нельзя исключать и этого. Или можно представить отравление воды в каком-нибудь европейском городе. Невозможных форм атак больше нет, и осознание этого ведет к обсуждению вопросов, связанных с безопасностью и личными данными. Например, о более тщательном мониторинге хранения и распространения химических веществ, об отслеживании интереса к ним. Это только один пример из сотен вопросов, стоящих теперь перед спецслужбами Европы. Вопросов, затрагивающих сложную границу между безопасностью и частной жизнью. При этом безопасность не терпит обобщений вроде слов «беженцы», «Ислам», «цивилизация», а оперирование терминами времен крестовых походов говорит, в первую очередь, об участии в «глобальной войне», нежели попытках ее понять.
Поскольку отступать некуда, вопросом безопасности в Европе уже занялись. Однако, есть другая проблема, не менее важная для борьбы с терроризмом, решение которой не находится в руках государства.
Два дня назад в шиитском квартале Бейрута прогремел взрыв, унесший жизни сорока трех человек. В голландских (и не только) СМИ о нем говорили как о логичном последствии войны Хезболлы против ИГИЛ. О «логичности», которая заставляет принять эту жестокость за норму, в которой якобы живут арабские страны, однако, не говорил никто. После теракта в Бейруте Фейсбук не включил опцию «Террористические атаки в Бейруте», позволившую бы найти своих близких и друзей. Мировые лидеры не сделали ночных заявлений в поддержку ливанского народа. Крохотный Ливан, с невероятным трудом справляющийся с миллионом сирийских беженцев, не закрыл границы. К ливанскому посольству в Москве не пришли с плакатами.
Человеческие тела очень похожи по всему миру. Несмотря на это, тела французов, их боль, — оказались совсем другими, чем боль ливанцев, израильтян, палестинцев, курдов, иракцев, кенийцев. Порой нам кажется, что мы говорим о Париже и не говорим о Бейруте потому, что «так случилось», потому что «просто ближе», хотя в целом нам важна жизнь каждого человека. Однако это повторяется из раза в раз, а абстрактные культурные конструкты в итоге служат опорой вполне конкретным политическим и военным решениям. И мы продолжаем наблюдать за терактами на Ближнем Востоке, доедая завтрак. Исправить это можно только продолжая диалог о расе и расовых институтах, которые, исчезая из законов, вовсе не исчезают из культуры. Это, остается надеяться, поможет и в борьбе с терроризмом.
Благодаря фейсбуку я за две минуты узнал, что все мои товарищи в Париже целы. Ответа от моего друга из Бейрута, которому я написал письма два дня назад, до сих пор нет. Я очень надеюсь, что с ним все хорошо.
Комментарии