21 апреля в кинозале Третьяковской галереи в рамках ММКФ прошёл показ первого полнометражного фильма Иштвана Сабо «Пора мечтаний» (1964), а после — разговор режиссера со зрителями. Реакция на фильм, снятый полвека назад, была на удивление яркой. Разговор длился больше часа, и почти каждый говорил о том, что фильм задевает нечто очень живое. Двадцатилетние — как точно фильм описывает их сегодняшние проблемы, зрители постарше — о темах эмиграции, конформизма, параллелях в истории Венгрии и России. Было странное чувство, что обсуждается фильм, который снят сегодня, и который только что получил гран-при на одном из главных мировых фестивалей.
Иштван Сабо — режиссер, открывший миру Венгрию, которому венгерское кино обязано мировой славой. Сабо 81 год, в его фильмах снимались всемирные звезды — Аннетт Беннинг, Рэйф Файнс, Гленн Клоуз, Джереми Айронс, Харви Кейтель, Клаус Мария Брандауэр, Эрланд Юзефсон, Олег Табаков, Хелен Миррен и др. Он наиболее известен как автор знаменитой «немецкой трилогии» «Мефисто» (премия «Оскар») — «Полковник Редль» — «Хануссен», а также проникнутых любовью к Венгрии и ее драматичной истории фильмов «Отец», «Улица Пожарных, 25», «Вкус солнечного света» и др.
Пока зрители смотрели кино, Юрию Михайлину удалось поговорить с Иштваном Сабо и поприсутствовать при «сочинении кинокадра» из фотографий со съемок последнего фильма Марлена Хуциева.
— Почему для показа в рамках ретроспективы венгерского кино вы выбрали именно этот фильм? («Пора мечтаний» (1964))
Это выбор кинофестиваля. Я не очень люблю анализировать свои работы, потому что в каждой из них обязательно нахожу какие-то ошибки, которые меня сильно мучают. Когда я смотрю свои фильмы, в моих карманах постоянно звучат ножницы, которые режут кадры. Это первое игровое кино, которое я снял. Фильму 55 лет, т. е. через пять лет он уйдет на пенсию.
Если бы я выбирал, что показать, то выбрал бы «Отец», «Доверие», «Милая Эмма, дорогая Бёбе» или «Мнения сторон». Последний фильм для меня очень важен и, как мне кажется, довольно актуален для русской аудитории.
— В этом году исполняется 20 лет фильму »Sonnenschein» («Вкус солнечного света»). Как возник этот фильм?
Ко мне обратился продюсер из Гамбурга, чтобы я сделал трехсерийный телефильм о нескольких поколениях семьи. Меня заинтересовал этот проект, и я написал тот сценарий, который вы знаете. Но тем временем этот продюсер скончался, и я не знал, что с этим сценарием делать. Я бился с ним пять лет, не мог найти средства. И тут внезапно один мой знакомый калифорнийский продюсер венгерского происхождения Роберт Лантош спросил: «Над чем ты работаешь? Есть ли у тебя какой-то сценарий?» Я ответил: «Ну, вот есть такой сценарий. Хочешь — прочитай». Он сел в самолет из Будапешта в Торонто и, приземлившись, сразу позвонил мне и говорит: «Этот фильм мой. Я буду его продюсировать». Его единственная просьба была, чтобы в фильме играли английские и американские актеры, что было непросто, потому что это все-таки очень венгерская история. Хотя Рэйф Файнс принял эту роль с большим удовольствием, как и другие актеры с большим удовольствием поучаствовали в этой картине.
— Как вы решили, что главных героев на протяжении всех поколений семьи будет играть один актер?
Это была изначальная идея, еще на этапе сценария. Дело в том, что зритель должен прочувствовать именно эту последовательность и преемственность ролей. Если бы мы разделили роли на трех разных актеров, получились бы три разных судьбы. Каждый человек похож на своего отца, деда, есть какие-то генетические моменты. Но все-таки люди различаются.
И роли, которые исполнял Рэйф Файнс, тоже отличались. Один был интровертным, другой экстравертным, третий — более атлетичным. Но все же они были очень похожи, как и мы, в принципе, похожи друг на друга из поколения в поколение как внешне, так и в поведенческом плане.
— Во многих ваших фильмах очень важна тема обращения к прошлому, поиска себя в прошлом — как в личной истории, так и в истории страны и мира. Почему для вас так важен этот взгляд назад?
Я жил и живу в такой стране, где история всегда влияла на частную жизнь людей. Ни одна из венгерских семей не избежала этого влияния, будь то политическая система или какие-то события исторического плана — война, где умерли родственники; революции или эмиграция. Венгрия несравнима, в этом смысле, например, со Швецией, где у людей были, может, более простые судьбы. Хотя я думаю, что мы не одиноки. Например, история России абсолютно схожа с нашей в этом смысле. С нами происходят разные вещи, мы набираемся некоторого опыта. Это специальный опыт, и мы можем говорить только о нем.
Я готов и хочу снимать фильмы на эти темы. Меня однажды спросили, почему я не сделаю фильм только о любви. И я сказал, что если в моем фильме молодые мужчина и женщина будут сидеть в кафе и говорить о любви, внезапно обязательно войдут военные и попросят их документы. Это может быть 1914, 1919, 1944 или 1956-й годы — это уже детали. Но я не подвожу каких-то определенных итогов в своих фильмах. Чтобы их подводить, я должен верить, что у меня есть какая-то искренняя правда, но пока я в это не верю. Есть вещи, о которых у людей могут быть мнения, но жизнь нельзя вот так суммировать. Мне кажется, у фильма такая же роль, как и у вакцины против какого-то заболевания — чтобы можно было почувствовать болезнь и чтобы возникли силы сражаться с этой болезнью, в том числе внутри себя. Человек таков, что в нем заключено и все зло, не только все хорошее. Все плохое, что представлял собой, например, фашизм, может произойти и в другие времена, и в других местах. Это нужно знать, осознавать и защищаться против этого. Аминь.
— Если человек хочет познакомиться с венгерским кинематографом, какие фильмы вы бы посоветовали в первую очередь?
1. «Карусель», Золтан Фабри (1955)
2. «Будапештская весна», Феликс Мариашши (1955)
3. «Любовь», Карой Макк (1970)
4. «Подброшенный камень», Шандор Шара (1968)
5. «Без надежды», Миклош Янчо (1965)
6. «Холодные дни», Андраш Ковач (1968)
Фильмы, которые я назвал — о взаимодействии человека с обществом или с политикой. И есть один фильм, который не имеет никакого отношения ни к политике, ни к связи с обществом.
7. «Синдбад», Золтан Хусарик (1971)
Если надо назвать какую-то современную картину, я бы сказал «1945» Ференца Тёрёка (2017). В новом венгерском кино есть несколько очень хороших фильмов, но есть универсальная проблема, которая меня сильно мучает. Современное венгерское кино, к сожалению, не занимается теми проблемами, которые действительно волнуют общество. Авторы убегают в какой-то фантазийный мир.
Я отношусь к такому поколению режиссеров, которые, хотя и отличались в своих фильмах стилистически, но всегда снимали кино, которое каким-либо образом занималось проблематикой общества. Я хочу упомянуть двух людей. Одного зовут Анджей Вайда — один из самых великих режиссеров, которые когда-либо были. У него очень много первоклассных фильмов, я не буду их называть. А другой — это чешский режиссер Иржи Менцель, один из самых любвеобильных режиссеров. Не как человек, а как кинорежиссер, конечно. У Менцеля стоит смотреть «Поезда под пристальным наблюдением» (1966), «В старые добрые времена» (1980), «Деревенька моя центральная» (1985). В десятку лучших из когда-либо сделанных картин я бы включил «Похитителей велосипедов» Де Сики. Сегодня есть определенный побег от подобных проблем. Это характерно не только для венгерского кинематографа. Хотя из современного мирового кино я сейчас вспомнил фильм Джорджа Клуни «Доброй ночи и удачи». Это фантастический фильм.
— А какие из советских или российских фильмов для вас самые важные?
Как зритель я очень люблю фильм Александра Митты «Гори, гори, моя звезда». Как педагог, если я советую какой-то русский фильм своим ученикам-актерам, то называю «Неоконченную пьесу для механического пианино» Михалкова. Потому что если кто-то когда-либо хорошо экранизировал Чехова, то это Михалков. Прекрасная картина — «Баллада о солдате» Чухрая. Только не думайте, что я не видел Эйзенштейна, Довженко, Дзигу Вертова или Тарковского. Но я сейчас назвал какие-то свои, близкие мне картины.
Я обожаю фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича». Мне показывали фотографии со съемок его последнего фильма про Толстого и Чехова. У меня дома на книжной полке есть фотография — Чехов наносит визит Толстому. И Чехов там сидит как маленький ребенок. На фото со съемок актеру удалось это передать — он также ведет себя как мальчик. У них действительно были такие отношения, что Чехов смотрел на Толстого как на отца. Толстой посмотрел одну из пьес Чехова в театре, ничего не сказал, сел со своими дочерьми и уехал. Чехов бежал за ним: «Ну, как вам?» Толстой ответил: «Лучше пишите новеллы».
— Если человек хочет стать режиссером, какие книги о кино вы бы посоветовали прочитать?
Скорее, я бы посоветовал такие книги как «Война и мир» и «Анна Каренина», «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад». Если кто-то хочет стать режиссером, он должен читать именно эту классику.
Но вообще, что знает кино, чего не знают литература, изобразительное искусство или музыка? В чем его уникальность? Потому что если этого нет, кино всего лишь коктейль, где есть немного музыки, танцев и пр. Есть ли в кино что-то действительно оригинальное? Я знаю одну такую вещь — это человеческое лицо и эмоции, которые меняются на наших глазах в движущемся кадре. Т.е. это не лицо влюбленного молодого парня или девушки, а именно лицо, которое превращается из влюбленного в ревнивое, когда видит проходящего мимо человека, который влияет на эти чувства.
Кино — это вот эти меняющиеся эмоции, меняющиеся мысли, переходы из расслабленности в зажатость или, наоборот, из какого-то скованного в открытое, освобожденное состояние. Когда зритель узнает эти эмоции, он может ассоциировать себя с этим актером. Не случайно зрители ходят в кино из-за актеров. Лицо актера ведет энергию кино. Зритель сам выбирает, какой из актеров представляет его чувства в определенный период нашей истории. Если вы посмотрите историю кино от Полы Негри через Грету Гарбо до Мэрил Стрип и кого-то еще, вы поймете, что у каждого периода в истории кино есть свой актер, в лице которого зритель находит свое чувство безопасности. И в этом смысл кино.
Это интервью стало возможно благодаря содействию Венгерского культурного центра и лично Шандора Козлова, которому «Дискурс» отдельно благодарен за перевод с венгерского.
